«Пропал мальчик. На набережной»

Вы были на набережной Ялты в августе? Когда вечером на променад выходит весь город — все едят, пьют, поют, танцуют, рисуют, читают стихи. Когда так тесно, что яблоку негде упасть. Весь август мы с детьми гуляли по набережной, взявшись за руки. И каждый день проговаривали правило: «Потерялся — остановись как вкопанный. Стой на месте не меньше 5 минут. За тобой придут! Если за тобой не пришли — иди к фонтану и жди. Волнуешься и не можешь ждать — подойди к прохожему и попроси телефон, чтобы позвонить маме. Номер ты знаешь».

Целый год я вела факультатив на тему безопасности в классе дочки по книгам Людмилы Петрановской «Что делать, если». На нем неизменно присутствовал и Гоша. И тему «Что делать, если ты потерялся» мы проходили три раза. Она обрастала новыми деталями, подробностями и нюансами. И я считала, что уж мои-то дети ко всему готовы. Они знают, что делать, если потерялся. Они знают мой телефон, фамилию-имя-отчество. И свою тоже. Я ошибалась.

Хотя… Можно начать еще раньше. «Потерялся ребенок» — самый первый липкий страх любого родителя. Я не была исключением. Как только дочь начала ходить, я одела ей на руку браслет с номером своего телефона. Первое, что она выучила, едва начав говорить, было не «ехали медведи на велосипеде», а «восемь девятьсот двадцать один, триста семьдесят пять, шестьдесят девять…». Заходя в торговый центр, я всегда фотографировала дочь. Проводила полевые учения — вставала за колонну и смотрела, что она будет делать. Дочь шла к продавцам или администратору. Я торжествовала. Дальше этот же путь повторил сын.

«Ялта, парус — в целом мире только мы одни. Ялта, август — и мы с тобою влюблены», — пел на набережной музыкант. Рядом показывали файер-шоу. На часах — 9 вечера. Набережная была полупуста — пара дней до 1 сентября. Гоша сказал: «Хочу посмотреть огненное шоу!». Я вложила его руку в ладонь дочке и сказала: «Пять минут!». Я никуда не отходила, стояла рядом. Смотрела шоу и думала о своем. Прошло минуты три, когда Яся сделала шаг ко мне: «Мама, Гоша пропал!». Я не поверила. Там некуда было пропасть. Мы постояли несколько минут около трюкачей с огнем. Как договаривались. Когда номер закончился, я встала в центр и спросила, не видит ли кто-то мальчика в морском костюмчике. Схватила Ясю за руку, и мы побежали к фонтану. Гоши не было и там. Я оставила испуганную дочь у фонтана как на посту. Сказала звонить мне, если Гоша вернется. Посмотрела на часы — сын пропал 15 минут назад. Набрала в легкие побольше воздуха и решила пройти набережную сама.

Я шла быстрым шагом. Смотрела по сторонам. Прислушивалась. Сердце билось гулко. Когда набережная закончилась (Гоша пропал 24 минуты назад), я сдалась. Набрала 112. Сказала: «Пропал мальчик. На набережной». Диспетчер выдохнула: «Давайте по порядку». Я продиктовала все — рост, вес, одежду, манеру говорить «Госа» вместо «Гоша». Диспетчер записала все и сказала, что будет держать меня в курсе поисков.

Я пошла к фонтану, понимая, что в этот момент моя жизнь изменилась на До и После. И что прямо сейчас я приобретаю какой-то очень непростой опыт. И что время приобретает какие-то другие очертания. И что все уже случилось, и сейчас можно только действовать и молиться. Выключив эмоции.

Я подходила к каждой группе музыкантов, брала у них в микрофон и объявляла: «Пропал мальчик Гоша, 6 лет, в морском костюмчике, зеленых кроксах и кепке. Ждем его у фонтана». Лодочники катали туристов на катере. Увидев меня, они объявили все сами. Посоветовали обратиться в кассы, которые транслируют объявление на всю набережную. Утешили: «Дети пропадают каждый день и каждый день находятся. Это же набережная!».

Кассы были закрыты. Но зато появились наряды полиции — со временем они становились все заметнее: набережная готовилась к ночи, люди расходились, мальчик-скрипач спрятал скрипку в футляр. А полицейские встречались все чаще — то тут, то там.

Ко мне подошла семья с двумя детьми чуть старше дочки: «Мы из Волгограда, Ира и Михаил, давайте искать вместе!». Дети остались у фонтана с Ясей. Я выслала Ире с Мишей фотки Гоши, мы наметили маршруты по соседним с набережной улицам, разошлись. Отчаяние накатывало. Два раза звонила диспетчер из полиции. Аккуратно спрашивала: «Ирина Юрьевна, Георгий нашелся, но вы забыли нас известить?». Георгий не нашелся. И я даже не могла вообразить, где его искать. Я думала, как он может повести себя в этой ситуации, — и не находила ответа. Я представляла его сейчас, два часа спустя и не понимала, что с ним происходит. Испугался? Плачет? Спрятался? Убежал? Заблудился?

В 23:00 я поняла — на набережной быть бесполезно. Я не знаю, где он, но не здесь точно. Встретились у фонтана с Ирой и Михаилом. Здесь уже были и другие волонтеры, которые искали мальчика в морском костюмчике, услышав объявления. Ира сказала: «Слушай. А может, тебе съездить в вашу квартиру? Вдруг он потерялся и пошел домой?». Странно, эта мысль мне прежде не приходила в голову. С одной стороны, потому что до нашего дома было три километра. Три километра по темным улицам и еще более темным переулкам. С другой — потому что мы договаривались встретиться у фонтана.

Но терять было нечего. Я вышла на дорогу. Остановила первую попавшуюся машину Росгвардии. Села на заднее сиденье. Сказала: «Я та самая мама. Дзержинского, 7». И мы поехали. Медленно, то и дело притормаживая. Так, как ездит патруль.

Ехать было страшно. Потому что не было ни малейших вариантов, где искать Гошу, если его сейчас не окажется во дворе. А первые два часа поисков — самые эффективные. Росгвардейцы молчали, но я читала их мысли. Там было очень нецензурно. И тревожно. Как если бы это был их собственный ребенок.

Около нашего подъезда Гоши не было. Зато сидел очень пьяный мужик. Увидев меня, он спросил: «Сына потеряли? Мы с женой шли домой, видим, спит на скамейке. Он у нас!». Я поднялась к ним. Гоша сидел на кровати — теплый, сонный. Ел яичницу. Запивал молоком. Соседка сказала: «Мы завтра уезжаем домой. 10 лет в браке, а детей нет. На сентябрь назначено ЭКО. А тут, видите, нам Бог послал ребенка!».

Я не знала, плакать или сметься. Пожелала Гоше приятного аппетита, а соседям — удачного ЭКО. И пообещала забрать Гошу через полчаса. Только съезжу за Ясей. Распущу волонтеров. И напишу заявление в полицию о том, что ребенок найден.

Через полчаса мы все были дома. Яся плакала. Я делала себе глинтвейн. И еще глинтвейн. Алкоголь не брал. Гоша говорил: «Давайте сейчас ничего не обсуждать. Я все расскажу завтра».

Я была зла на ялтинцев и гостей города, правда. Я представляла, как в петербургских сумерках в 11 вечера идет по городу мальчик лет 5–6 и никому нет до него дела — и не верила своему воображению. Сколько раз я сама останавливалась около детей и ждала с ними родителей. Звонила им. Помогала встретиться. Я не могла представить, как можно пройти мимо ребенка. Как можно дойти с ним до подъезда и оставить. Как можно взять его себе домой и не позвонить в полицию. Но тут ко мне подошла компания молодых — до тридцати — парней. Окружили меня. Обняли: «Нашелся Гоша? Ну слава Богу! Боец! Долго жить будет! Мы с вами вчера тоже искали Гошу!».

Мы шли по пляжу. И весь мир был с нами. Гоше подмигивали. Жали руку. И брали обещание, что он больше никуда не уйдет. Но он и так уже это пообещал росгвардейцам. Я протянула Гоше 500 рублей. «Гош, купи персиков, а? Сам, да. Сдачу не забудь». Гоша посмотрел на меня взрослым мужским взглядом и пошел покупать.