«Мой сын влюбился в учительницу? Слава Богу! Ведь мог же в учителя! Или в собачку!»

Александр Ройтман: «У меня есть принципиальная позиция: у учителя и ученика не должно быть романа. Это табу. Но влюбленность ученика в учителя и даже учителя в ученика случается. Нет регламентированной ситуации, при которой учитель мог бы, например, ударить ученика. Это тоже табу. Но злиться на ученика и хотеть ударить он может. Он человек. Так же и с влюбленностью. Я, как и Уголовный кодекс, считаю, что интимные отношения учителя и ученика недопустимы. Но мы не можем приказать сердцу ребенка. Пока влюбленность находится в допустимых этических дисциплинарных рамках — это нормально. Родители должны уважать происходящее с ребенком и понимать, что их роль — помогать».

Вот ситуация: твой ребенок влюбился в учителя...

Сразу возникает вопрос: откуда я об этом узнал? Увы, все истории, которые я слышу на эту тему в своем кабинете, — о том, о чем родители никогда не узнают. У них не было контакта со своими детьми. И я строю этот контакт каждый день снова и снова. Все наши навыки мы получаем от контакта. Это универсальный столп, на котором стоят отношения родителей и детей.

Если ребенок влюбился в педагога, значит ли это, что у него проблемы в семье? Он ищет поддержки у значимого взрослого, но из-за возрастного гормонального взрыва все окрашивается в цвета влюбленности?

Если ребенок влюбился в учителя, то он просто влюбился в учителя. Это не зависело от того, все у него хорошо дома или нет. Он влюбился, потому что не робот, а человек. Ему полагается влюбляться!

А что теперь с этим делать, куда бежать?

В глазах родителей происходит трагедия: ребенок выходит из-под контроля. Но прежде чем куда-то бежать, ответьте себе честно на вопрос, чего вы боитесь. Что может произойти? От чего вы хотите предостеречь ребенка?

Если катастрофа то, что у дочки будет секс с человеком на 20 лет ее старше на заднем сиденье машины, — это одна история. В ней мы относимся к девочке как к объекту насилия, жертве современного мира, нуждающейся в охране. А если катастрофа в том, что ваш ребенок не будет счастлив, мы относимся к нему как к равному, как к человеку, с которым хочется поделиться знанием, что жить надо в счастье, в любви.

Я размышлял бы так: «Мой сын влюбился в учительницу? Слава Богу! Ведь он мог же влюбиться в учителя! Или в собачку!».

Ужас не в том, что ребенок влюбился, а в том, что мы при этом додумали. Но как только ваш страх перестанет быть иррациональным, начнется разговор.

Можешь привести пример?

Жена говорит мне: «Твоя дочь влюбилась в учителя!». Пока я боюсь, моя рука тянется к бейсбольной бите. Но как только я разобрался со своими страхами, я могу говорить. Я спрошу жену: «А учитель-то какой?».

Она: «Пойди познакомься. Классный! Историк! Я бы в него сама влюбилась!».

У истории появляется содержание.

«А чего ты так занервничал?» — уточняет жена.

Я: «Я не хочу, чтобы к моей дочке кто-то подкатывал!».

Жена: «Ты будешь смеяться, но если мы пойдем по этому пути, то через двадцать лет ты будешь в ногах валяться, чтобы у нее хоть кто-то появился!».

Видите, из разговора ушла иррациональность, ситуация стала частью жизненного пути ребенка. Посмотрите на все здоровым взглядом и примите факт: если дочь не переживет эту ситуацию сегодня, когда наступило адекватное время, место и возраст для проживания влюбленности — пусть даже в учителя или, например, актера, — то через пять лет она, возможно, не сможет построить отношений с будущим мужем. У вас не родится внук.

Прямо сейчас происходит важнейшее событие в жизни ребенка. И если оно не случится, ребенок рискует оказаться в большой беде. Это как ветрянка. Если ребенок сегодня не переболеет ею, завтра он перенесет ее с огромными осложнениями. Если он не переживет сегодня влюбленность в учителя, то где он возьмет этот романтический опыт завтра?

Ты узнал, что учитель физкультуры трогал твою дочь за попу…

Я бы хотел все бросить и сдать его в полицию — по возможности с переломанными ногами. Но это опасно, так как я пойду против воли ребенка. И наш контакт может пострадать. Не за тем дочь ко мне пришла.

Хотя… Вначале стоит спросить дочь: она нуждается в защите или в разрешении и принятии происходящего? И если она пришла не за защитой, то я, как бы у меня ни свербило в животе, буду рассказывать дочке про знакомство с ее мамой, про первую любовь, про отношения в школе, про любовь к американской актрисе... Это очень сильно подкрепит ее отношения со мной и поднимет ее ощущение самоценности как девочки, как женщины. Она поймет, что учитель — не единственный мужчина в мире, поймет, как оно происходит у мужчин, как было у папы. И самое главное — у нее появится мощное право сказать кому угодно: «Это мое тело. Оно принадлежит мне, и ты не вправе меня трогать без моего разрешения». Я не знаю ни одного учителя, который посмеет не уважать такую позицию.

Другое дело, что история с этим учителем станет у меня под самый суровый контроль — просто сохранение контакта с ребенком для меня важнее. Без него я никогда не узнаю, что происходит с дочерью. Но я, конечно, скажу ей, что мне не нравится, что учитель физкультуры трогает ее за попу. Что бы она об этом ни думала. Имею право.

Звучит красиво. Но в жизни все иначе: папа слышит, что его ребенок влюблен в учителя, и говорит: «Я пойду и убью его. А заодно директора школы и завгороно!». А потом, подумав, добавляет: «А сейчас переведу ребенка в другую школу на семейное обучение. Отправлю учиться на Мальту, в конце концов».

Таким образом родители реагируют на событие, а не на процесс. Изолировать ребенка от объекта? Почему нет! Пересмотрите фильм «Вам и не снилось». Подросток ощутит давление на свои границы, и это вызовет у него реакцию сопротивления. Его переведут в другую школу — он будет убегать из нее и пикетировать дом своей учительницы. Такой поступок родителей не поможет ребенку построить отношения с реальностью, а спровоцирует серьезные отклонения в поведении и долгосрочный конфликт. То ли это, чего мы хотим?

Мудрое поведение — стратегическое, когда родители понимают, что их отношения с ребенком не заканчиваются сегодняшним вечером.

Может, пойти к учителю?

Сходите! Придите и скажите: «Не хочу вас обидеть, не хочу вызвать подозрений, не хочу, чтобы вы защищались…». Уже после этих фраз нормальный учитель захочет или сбежать, или вызвать полицию. Разумеется, всегда есть шанс, что вы сходите к педагогу и в результате получите тонкого и понимающего союзника. Есть 2%, что так и будет. И смысл тогда? Я предлагаю начать с того пункта, который имеет максимальный КПД: с себя, со своей системы отношений. У родителя в руках 80% успеха, у ребенка — 18%. А вопросы к учителю — вопросы третьего порядка. Начинайте с себя!

Моя дочь влюбилась в учителя физкультуры, я пошла к директору, педагога уволили. Ни о чем не жалею!

Вы не достигли системного результата, а получили кажущееся решение проблемы. Подумайте сами: дочке гораздо легче будет начать встречаться с уволенным учителем, чем с тем, который находится в контексте школы.

Получается, что идеального и универсального совета, как вести себя в ситуации влюбленности ребенка в учителя, не существует?

Простой совет папе: «Идите с дочкой в ресторан и потанцуйте с ней», может быть очень эффективным, если отец вложит в это действие определенное содержание. Но может быть и провальным, если не вложит, а только заработает дешевый авторитет походом в ресторан. И завтра ему надо будет везти дочь на Луну, потому что на самом деле совет был не про ресторан и не про «потанцуй».

Я не хочу, чтобы родители ориентировались на советы. Как может сработать прямолинейный совет, если мы не понимаем своих детей? И это тоже нормально! Они же подростки! И потому все, что мы можем делать — налаживать контакт со своим ребенком. С самого его рождения. Любить детей, а не воспитывать. И тогда, даст Бог, и на этот раз все образуется.

Давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Молоденькая учительница английского знает, что нравится Максу из 11 «А». Есть инструкция, как ей стоит вести себя?

Это самое простое, хотя почему-то об этом говорится обычно только метафорически: «Мы не должны, не имеем права, высокая функция учителя…».

Все может измениться, если в университете посвятить этому вопросу часть пары на первом курсе и часть на пятом. А еще провести две встречи с психологом на «Введении в специальность» опять-таки на первом курсе и на «Методике воспитательного процесса» на пятом. Если ты, 20-летняя учительница, не являешься классным руководителем этого ребенка и тебе не нужна головная боль, ты можешь на перемене сесть с Максом и сказать: «Смотри, я понимаю, что происходит с тобой. Для меня это важно и ценно, но есть определенные правила и нормы. Ни ты, ни я не можем себе позволить такого рода отношения. Я — потому что я учительница и школе это очень важно. Ты — потому что ты ученик». Макс, конечно, возмутится: «Ну почему?». Но она четко, однозначно и убедительно скажет: «Для меня это так! Я не должна даже приближаться к такого рода отношениям с учениками. Для меня это табу».

Словами учителя.

Андрей Н.: «Со мной не было ситуации, когда ученица признавалась бы в любви. Но внутренне я был к этому готов, потому что чувствовал симпатию старшеклассницы. И заранее размышлял, прорабатывал свой ответ, как бы я ей отказал, если бы возникла такая необходимость, чтобы не обидеть ее и сохранить ее достоинство. А пока этого не произошло, я старался предотвратить ситуацию: сохранял дистанцию, не выделяя эту девушку из числа других учениц, давая понять, что у меня нет любимчиков».

А кто, вообще, защищает учительницу от домогательств подростка?

Учительницу защищает школьный Устав. Она может обратиться к классному руководителю или директору, и санкции, которые предусмотрены в школе, могут быть применены к ребенку. В отличие от родителей учитель находится в формальных отношениях с ребенком и может потребовать своей безопасности — этической, моральной и дисциплинарной.