Сегодня, когда люди все чаще выбирают осознанное родительство после 30 лет, по-прежнему есть те, кто реализует мечту стать папой или мамой сразу после школы. Осознанно и по обоюдному желанию! Кто эти люди? Как ранняя беременность и появление ребенка повлияли на их жизнь? Что бы они сейчас сделали иначе? Выпуск «Родительского клуба Littleone», в котором взрослые читатели делятся своими личными историями и опытом.
Марлен Измайлов, 43 года, отец Никиты (23 года) и Платона (10 лет):
«В 1996 году у меня сразу после свадьбы родился сын. Мне было 19 лет, жене 18. Наша семья создавалась по любви. Было, конечно, трудно. 90-е годы. Мне, выпускнику журфака, сложно было найти доход в своей сфере. Выживали. Но при этом как отец я делал все — ребенка очень хотел и ждал. Когда сын родился, жене помогал во всем. После работы стирал пеленки, по ночам вскакивал, нянчился. Был момент, когда ему, совсем маленькому, делал уколы — медсестры в районе не было. Самое любопытное, что семья дала трещину, когда удалось достичь финансовой стабильности — Никите тогда было 5 лет.
Когда появился ребенок, никто не давал мне советов. С одной стороны мне говорили: «Все, теперь тебе нужно только работать. От тебя требуются только деньги». А с другой — разрушали нашу семью неверием в меня и в мои решения.
Родители жены транслировали ей мысли о моей несостоятельности, демонстрировали сомнения в нашей способности воспитывать ребенка. Пару раз угрожали забрать его. Мой отец был в состоянии шока и озлобленности. Мама к тому времени умерла, и папа считал, что я не имею права заводить семью, пока он не наладит свои дела. В общем, я был по всем фронтам виноват, а Светлане, моей жене, было трудно держать оборону. Девчонка совсем. Сейчас я понимаю, как важно поддерживать детей на их пути, даже если мне кажется, что есть другие, более правильные дороги. Родительская любовь для самостоятельной семьи хороша на расстоянии.
После развода я смог сохранить теплые отношения с бывшей женой и с сыном. Даже мои длительные путешествия и многочисленные переезды не повлияли на нашу эмоциональную близость с Никитой. Помню, когда ему было 15–16 лет, он искал свое призвание, и в тот период говорил мне очень веско: «Никогда не буду журналистом, мне это не нравится!». В итоге период отрицания закончился тем, что сын поступил на журфак, окончил его и сейчас работает на телевидении.
После, в новой семье, у меня родился младший сын, Платон. Я смотрю на своих детей и понимаю — это две разные, но очень похожие вселенные. И круто, что братья есть друг у друга. Я понимаю, что мой старший вынужден был прожить со мной все этапы моего взросления. Глупость, эгоизм, вспыльчивость. Но в целом у нас был общий контекст, который не изменился, — любовь к книгам, туризм в Крыму. Наши общие ценности. Так и по сей день. Ну и огромная заслуга Светланы, что после моего ухода она создавала романтический образ папы. Не озлобилась.
Да, я рано женился и стал отцом. Но я не могу сказать, что я хотел, чтобы все произошло иначе — я получил бесценный жизненный опыт. Хорошо было бы не совершать ошибок в молодости (к примеру, младший сын имеет дела уже со взрослым, опытным папой, который умеет слушать и может заткнуться, если чувствует, что перегибает), но так бывает только в каких-то глянцевых историях.
А в воспитании детей я регулярно натыкаюсь на одни и те же грабли, и они не зависят от того, сколько мне лет — 20, 30 или 40. Я слишком вспыльчив. Мне нужно быть спокойнее и последовательнее. И я учусь этому вместе с моими сыновьями все свое отцовство. Сейчас получается лучше, чем 20 лет назад».
Вера Кожевникова, 31 год, мать Тани (13 лет), Тимура (7 лет), Остапа (4 года) и Тео (2 года):
«Я всегда считала, что детей надо рожать рано. Я гордилась и горжусь своей молодой матерью, которая родила меня в 15 лет. И я хотела, чтобы и моим детям было приятно, какая у них мама, чтобы они не стыдились моего возраста, как некоторые мои друзья стыдились своих пожилых родителей. Но в 16 лет я сделала аборт. Рожать не решилась: боялась, что меня убьет мама, если я не поступлю в институт. Она считала, что я своим рождением лишила ее будущего: ей хотелось своей жизни и молодости, а она вынуждена была посвящать это время мне. Иногда у нее «проскакивало»: если бы не я, ей было бы сильно проще. Мама не получила образования после 9 класса и сейчас работает лишь продавцом. Она не хотела мне такого будущего. Но, когда в мои 17 лет она родила брата, моя любовь к детям очень проявилась. Я хотела сама стать мамой. И стала. Осознанно. В 18 лет. Отец ребенка тот же, от кого была беременна в 16. Мы с ним долго встречались. Когда родился малыш, ему было 20 лет. И он вдруг решил, что теперь мы должны жить «правильно». Например, не позволять себе гулять с друзьями до ночи, или жить так, будто нам уже по 40. А лучше — и все 60. Я так не могла. У меня было ощущение, что меня привязали к батарее. Сейчас, будучи мамой 4 детей, я путешествую с ними, учусь, работаю, общаюсь с людьми. Дети — это не конец жизни. С ними тоже можно быть веселой, активной, бодрой. И дружить, и гулять. Не нужно запирать себя дома в детский режим. В общем, отношения разладились, и через 3 года мы развелись. Отец к ребенку относится хорошо и помогает в меру сил, но больше детей у него нет! Становиться еще раз папой он не хочет.
А в 18 лет, пожалуй, поменяла бы отношение к беременности и материнству. Меньше боялась бы и слушала врачей, больше готовилась к родам, читала бы книжки по воспитанию детей, рожала бы без вмешательств, дольше бы кормила грудью. Сейчас я многого бы не сделала (и не делаю!) из того, что мне говорили родители. Зато весь тот опыт, о котором я говорю, у меня уже есть.
Мне было сложно в 18 повзрослеть, научиться отстаивать свои права. Когда у меня появился ребенок, мама хотела быть ему матерью, а не бабушкой: она называла мою Таню «доченькой». Когда я хотела что-то делать по-своему, например, носить ее в слинге, то это воспринималось с трудом, как странность. Когда дочка подросла, мама без моего ведома отпускала погулять, даже настаивала иногда на этом.
Еще когда ты становишься мамой в 18, нужно быть готовой, что твои подруги еще гуляют и тусуются, а ты уже нет. Однажды наступит момент, когда им станет неинтересно с тобой. А потом, когда у подруг тоже родятся дети, ты будешь чувствовать себя мудрее их — и это не очень приятное чувство.
Сейчас со старшей дочерью отношения у меня хорошие. С ней сложнее всех, но в целом мы справляемся. Эти отношения строятся на том, что мы учимся видеть в ней личность. Целостную и самодостаточную.
А советы... Какие могут быть советы? Важно просто знать, что бывших беременностей не бывает, и если уж она случилась, то в любом случае в сердце этот случившийся человек будет жить всегда!».
Наталья Гаврилюк (47 лет), мать Алены (26 лет) и Данила (17 лет):
«В 19 мы поженились, через год родили дочь. Наши с мужем сорокалетние родители были в шоке. Подошли мы к зачатию и беременности осознанно: писали плюсы и минусы, чертили графики, много гуляли, занимались любовью и не пили вино. Старались! Много читали: «После 3 уже поздно» — моя настольная книга в те времена. Я изучала детский массаж по газетным вырезкам. Мечтала о розовой коляске с окошечками — и, кстати, мы ее купили за ваучеры.
Рожала я тяжело. Муж заплакал, узнав, что мне сделали операцию. 2 балла по шкале Апгар у дочери. Не дышала и не кричала. «Не жилец», — сказала его бабушка. А муж, 20 летний папаша, повторял одно и то же, глядя на дочь: «Это кто такой лежит?».
Сейчас понимаю — мы сами были еще дети. Но мы справились! Я гуляла с дочкой по 6–8 часов в день, невзирая на морозы и снег. Учила говорить и читать. В 1,5 года Лена наизусть читала Чуковского, в 2 знала буквы, в 4 бегло читала.
Что бы я сделала иначе?
- Я бы реагировала на ее плач более спокойно.
- Я бы не заставляла делиться, потому что «жадность — это плохо». Пусть решает сама, хочет делиться или нет.
- Я бы не била ее в сердцах. Потому что я била от бессилия. А по-другому реагировать не умела. Прости, моя девочка...
- Я бы не бросалась словами типа «сейчас пришибу!».
- Я бы не учила ее быть хорошей девочкой. Хорошее у каждого свое.
- Я бы не сравнивала ее с другими.
- Я бы не ставила прививки: это привело нашу дочь к сильной аллергии и серьезным проблемам с иммунной системой.
- Я бы не переживала, если бы ее поступки осуждали. Это не ее история.
- Я бы не заставляла ходить только в один кружок или секцию. До 15 лет она перепробовала все. Дочь в 7 лет одна через 6 перекрестков бегала в бассейн на тренировки. А потом победила на Всероссийском конкурсе юных журналистов 2 раза.
Что бы я сделала точно так же, если б родила дочь в более зрелом возрасте?
- Не требовала хороших оценок. Она сама решила окончить школу с медалью. И сама выучила английский.
- Давала жить жизнь: бродить по лужам, есть горячую горбушку прямо на улице...
- Объясняла ей все, о чем говорю. У нее даже фишка была: «Обоснуй!».
- Не боялась путешествовать с ней с раннего детства.
- Учила думать сердцем, а не умом.
- Бережно и откровенно разговаривала с ней про мальчиков и про секс. Я была первой, кому она рассказала про свой первый опыт. И моя дочь чувственная и женственная.
- В 6 лет она сказала мне: «Спасибо, что научила меня читать». Мы очень много читали.
Я уверена: наши дети — это не наши дети. Это подарок от Бога. А мы — только проводники.
Сейчас дочь — дитя мира. Я не скучаю и не плачу по ней. Я живу очень ярко, и она так же. И она всегда в моем сердце. И мое счастье в том, что, став мамой, я очень быстро поняла: не надо быть прожектором, который станет освещать все закоулки дочкиного путешествия по жизни. Я — фонарик, который зажигается иногда».
Анастасия Коляскина (40 лет), мать Елены (22 года), Натальи (19 лет), Александры (11 лет), Веры (4 года) и Марии (1 год).
«Мне даже не было 17 лет. Я еле окончила 10 класс: училась очень неплохо, но в отношении меня в классе был дичайший троллинг. И назло всем я ушла из школы сразу в замужество.
Мне было негде жить. И представления о нормальной семейной жизни я не имела. У меня перед глазами не было правильной модели семьи и правильного опыта, потому что родители — пьющие люди, жили они ради своих прихотей. Время для меня было вдвойне тяжелое — и родители пьют, и 90-е — время тотального дефицита. Вот я и вышла замуж.
Я забеременела в 17 и была этому очень рада. Я хотела стать мамой, но совершенно не знала, как мне стать хорошей матерью. Более того, когда я забеременела второй дочкой через 3 года, то есть в 20 лет, я все еще этого не понимала. Я не могла собрать в голове в одну кучу всю эту конструкцию: я, дети и отношения с ними, муж и его принятие, свои границы, построение диалога в семье… Увы, в моем окружении тогда не нашлось человека, который бы подсказал мне, как надо любить детей, как надо многое обсуждать с ними, как надо воспитывать их вообще. Тогда я не умела выстроить диалог с ребенком и разговаривать с мужем, выбрав концепцию «молчать и терпеть».
Наташа, вторая дочь, умела получать дозу любви тогда, когда ей хотелось. А старшая так не умела, а я не давала любовь просто так. Родители должны уметь дарить любовь, когда дети маленькие. Потому что потом они вырастают, и уже ты за ними бегаешь: давайте пообнимаемся, чайку попьем…
Теперь я считаю, что надо как можно больше говорить и показывать детям, что вы их любите и принимаете. Совершенно любыми. В хороших поступках и плохом настроении. Важно показывать и говорить, что все ошибаются — и взрослые, и даже старенькие люди... И что все можно изменить, пока человек жив. Важно учить ребенка, что ошибаться можно. И что все мы живем и ошибаемся. Всю жизнь. Когда ребенок знает, что ошибаться можно, он не боится жить. А мои дети боятся ошибиться.
Старшая дочь, Лена, живет сейчас в Новосибирске, а мы в Москве. Мы очень скучаем друг о друге, много разговариваем о том, о чем раньше не разговаривали. Мы наверстываем то, что не случилось в Ленином детстве — она недополучила моей любви и наших отношений. Я понимаю, что наша эмоциональная близость случилась поздно, и сейчас прокладывать ее тяжело, но это очень искренняя история, и я вижу сильную ответную реакцию от Лены».
