Елена Грачева, административный директор благотворительного фонда «Адвита», помогающего онкологическим больным, объясняет, почему история Елены Боголюбовой, которую задержали во время получения незарегистрированного в стране препарата (у сына Миши — редкая болезнь Баттена) — вовсе не о бесчинствах таможенной службы. А о том, что система закупки лекарств в стране существует не в интересах пациента.
Право пациента жить без боли – этот аргумент у нас пока не работает
Пока, к сожалению, на законодательном уровне система ввоза незарегистрированных лекарств очень недружелюбна по отношению к пациентам.
Все закупки лекарств государством заточены под отечественного производителя. Как только появился закон так называемого «исключенного третьего» (если есть два отечественных производителя, иностранные производители просто не допускаются к аукционам в лечебных учреждениях), западные фармкомпании стали уходить с российского рынка. К примеру, два года назад все свои онкологические препараты увел Medac (а это, к примеру, аспарагиназа, которую получали практически все пациенты с острым лимфобластным лейкозом), в этом году — компания Teva, и это очень заметные потери. Кроме того, западным компаниям зачастую неинтересно регистрировать в России свои новейшие разработки, так как по нашим законам они обязаны заново проводить полный цикл клинических исследований — а это несколько лет и много денег. Поэтому многие современные лекарства попадают к нам либо несколько лет спустя после их регистрации в Европе и США, либо не попадают вовсе.
Правда, у нас законодательно предусмотрен ввоз не зарегистрированного в стране препарата по жизненным показаниям под конкретного пациента. Но эта процедура довольно трудоемкая и длинная.
Сначала врачи лечебного учреждения — причем именно федерального, а если больница городская, то обязательно участие специалистов Комитета по здравоохранению — должны собрать консилиум и доказать, что все имеющиеся в стране лекарства не годятся и нужен по жизненным показаниям конкретный импортный препарат.
Во-вторых, не секрет, что есть установка назначать только те препараты, которые есть в больнице — и понятно почему. Предположим, доктор из гуманистических соображений выписал лекарство, которое, с его точки зрения, эффективнее и безопаснее, чем то, что купили для больницы, и даже соответствующий отдел Минздрава это назначение одобрил. А дальше пациент имеет полное право требовать его закупки государством. И тут государство в лице, например, Комитета по здравоохранению/главврача/далее по списку говорит врачу: ты что, с ума сошел? На какие-такие шиши мы будем это закупать? И как ты себе это представляешь — у нас даже счета валютного нет. И по шее ему. И врач выписывает то, что есть. И огромное спасибо тем врачам, которые продолжают бороться за права пациента, даже если вся система против него.
Наш фонд довольно часто оплачивает по консилиумам врачей незарегистрированные препараты для наших подопечных. Для онкологических больных все-таки легче доказать, что пациенту необходим не зарегистрированный в стране препарат, если на всех остальных линиях лечения идет прогрессия болезни. Но в случае, например, противосудорожных или обезболивающих препаратов это гораздо сложнее: помимо того, что есть, как правило, какие-то аналоги, они еще и «списочные», интересующие надзирающие за оборотом наркотиков органы, — то бишь бумажек для их ввоза нужно гораздо больше.
В общем, доктору нужно очень сильно постараться, чтобы доказать, что его пациент имеет право на то, чего у нас нет. В том числе на право жить без боли. В истории про Мишу Боголюбова речь как раз идет о том, что у нас какие-то препараты в стране для купирования судорог есть, но они в конкретном Мишином случае плохо работают, и неинъекционных форм у них, как правило, нет. Но так как они худо-бедно, но работают, у доктора по закону фактически нет оснований выписывать незарегистрированный. Поэтому у мамы и не было официального назначения, как я поняла – только неофициальные рекомендации специалиста.
Вы думаете, вас лечит доктор? Нет, вас лечит ФАС, Минпромторг и прочие прекрасные ведомства
Таким образом, проблема не в том, что Федеральная таможенная служба себя плохо повела, задержав мать Миши: они действовали по закону.
Вы думаете, вас лечит доктор? Нет, вас лечит Федеральная антимонопольная служба, Минпромторг и прочие прекрасные ведомства, которые, по сути дела, диктуют доктору набор лекарств и оборудования. Та же история с запретом на закупки импортных аппаратов ИВЛ (искусственной вентиляции легких — ред.). С 2014 года врачи и общественные организации борются с этой идеей, и дважды удалось от нее отбиться. Но Минпромторг тихой сапой опять включил импортные аппараты ИВЛ в свой волшебный запретный список — и реаниматологи и неонатологи снова вынуждены писать свои экспертизы, на которые снова наплюют.
Вся эта история про то, что мы почему-то все должны вложиться, условно говоря, в производство «Жигулей», а все остальное в страну не пустить. Но качество без конкуренции не появится. А главное — больные люди оказываются просто пешками в большой игре людей, принимающих решения.
