5 октября — Всемирный день осведомленности о дислексии. Об особенностях жизни с этим расстройством, вызывающим сложности с чтением и письмом, «Литтлвану» рассказал популярный российский актер Евгений Стычкин.
«Чтение — привычкообразующая функция»
— Евгений, в своем блоге вы пишите: «Если ваш ребенок плохо читает или пишет, это можно исправить». Вы же знаете, о чем говорите?
— Да, знаю. Но при этом мне никто не ставил официального диагноза «дислексия» и «дисграфия». Я понял, что со мной, позже, когда об этом заговорили. Например, при чтении у меня не прыгают буквы, как бывает при дислексии, но я до сих пор читаю медленно. Впрочем, основная моя проблема — это письмо. В моем детстве никто не понимал, почему мальчик путает буквы, почему пропускает буквы в начале или середине слова, почему вместо «привет» у меня «ривет», а вместо «корова» — «кова». Я свои ошибки не видел, даже если перечитывал текст и специально его проверял. Учителями это всегда воспринималось как ошибка, как неаккуратность.
— Давайте по порядку. Когда вы научились читать?
— Когда все довольно прилично уже читали в первом классе, я делал это по слогам. Может, причиной этому были дислексия и дисграфия, а может, дело в том, что меня очень любили бабушки, дедушки, родители, няни и тети — и они читали мне книжки. И я шел по пути наименьшего сопротивления (читать труднее, чем слушать) — и с удовольствием слушал книжки.
— В какой момент чтение начало приносить удовольствие?
— Это был второй или третий класс. Я дорос до того, чтобы читать с достаточной скоростью. Я видел, как читают родители, и понимал, что это то, что делают крутые умные взрослые. А я тоже хотел таким стать, или еще круче! Тем более, дефицита книг не наблюдалось — они были дома, в библиотеке у родителей, а еще больше у бабушек и дедушек. В этот период я прочел большую часть обычной подростковой, приключенческой, фантастической литературы.
— Под одеялом с фонариком?
— Да, часть книг я прочел именно так, и в этот момент я стал заядлым читателем.
— Что вы тогда прочли? С чего ребенку можно начинать свою читательскую карьеру?
— Мне кажется, начинать можно с Жюль Верна, Фенимора Купера. Еще я тогда прочел всех «Мушкетеров» Дюма. По крайней мере, это годный совет для мальчиков.
— Мне кажется, сложность в том, что современные дети, которые по большей части являются визуалами, не готовы воспринимать описательный язык книг. Моя дочь 10 лет читала на днях книжку, заданную на лето, и через слово спотыкалась: «Ой! Что такое «филантроп»? А «радикулит»? А «острый радикулит»? А «вульгарный»? И мне казалось, что еще немного, и она сдастся.
— Но ведь не сдалась! Те дети, которым изначально родители читали книжки и объясняли слова, имеют привычку, видя и слыша непонятные слова, задавать вопросы. И в этом случае незнакомое слово не становится для ребенка отталкивающим фактором. Наоборот, оно провоцирует любопытство!
— А ваши дети читают?
— Помню, я активно конопатил мозги сыну (13 лет) о том, что он мало читает. Говорил что его предки — интеллигентные люди, а он!.. И тут сын мне говорит: «Слушай, ну я же не совсем не читаю! Я сейчас прочел книжку, ТРИ дня читал, не мог оторваться». «Какую?» — спрашиваю. «Тарас Бульба, — говорит». Конечно, когда я понял что сын без понуканий прочел «Тараса Бульбу» за три дня, вопрос был закрыт. Мне кажется, чтение — это опция привычкообразующая. Вопрос тренировки, как утренняя йога. Ну и личный пример тут лучший инструмент. Смешно, когда родители переживают, что их дети не читают, а они сами не открывают ничего, кроме социальных сетей.
«Идите в баню со своей учебой»
— С какими сложностями вам приходилось сталкиваться в школе?
— Я меня была чудовищная успеваемость по русскому языку. С самого начала и до конца я с трудом вытягивал себе тройку. Если не получалось вытягивать — вымаливал, иногда подключались родители. Помню, мама пришла к учителю русского и литературы и говорит: «Евгений Семенович, у нас в роду все очень хорошо образованны. Я думаю, может быть, корни его как-то вытянут?». Я при этом продолжал делать сотни и тысячи ошибок.
— Отношения с учителем русского у вас были не очень?
— Евгений Семенович был в отчаянии! Я не только писал неграмотно, но и выдавал наши разногласия за политические: говорил, что у меня ничего не получается с русским, потому что он учитель старой формации и рассказывает нам про руководящую роль партии в романе «Анна Каренина».
— А никому не приходило в голову, что дело не только в вашей лени и разгильдяйстве?
— Нет. Но у меня нет желания все свалить на дислексию — мне кажется, что частично мои сложности были связаны с тем, что я был не очень усидчив и совсем не внимателен. К тому же у меня не было навыка, привычки учиться: я пробовал по-честному напрячься, не получалось. И тут же опускал руки: «Идите в баню со своей учебой». Наверняка результат мог бы быть иным, если бы у меня был другой характер.
— Как дислексия и успеваемость влияли на ваши отношения с одноклассниками?
— Когда я учился, этаким «путем на Олимп» было хулиганство. Конечно, если ты такой выдающийся чувак, что занимаешься спортом, можешь разбить ногой плитку в туалете на уровне головы товарища и одновременно с этим, не напрягаясь и не делая домашнего задания, получаешь пятерки по всем предметам – это круто. Приятно, когда все учителя тебя обожают, а ты при этом вообще не прилагаешь никаких усилий. Но у меня так не было, и я не расстраивался. Чтобы продвигаться по иерархической лестнице в школе, использовал хулиганские достижения. Помню, что бабушки всплескивали руками каждый раз, узнавая мои новости из школы.
— На самооценку двойки не влияли?
— Дислексия — это не несущая конструкция моего детства. У меня была так же тяжелая астма, поэтому я пропускал огромное количество занятий — в начальной школе я посещал максимум 50% уроков. С какими-то своими одноклассниками я только к третьему классу познакомился. Поэтому, наверное, ко мне были не слишком требовательны.
— Какой период в школе был самым непростым с точки зрения дислексии?
— Я не могу сказать, что где-то было очень тяжело. Понятно, что, когда я оканчивал школу, надо было сдавать экзамены, и это было непросто. Я был совершенно не готов к экзаменам и очень трудно прорывался через это испытание. Но в итоге, я все так или иначе компенсировал энергией, наглостью, уверенностью — набором этих двигателей.
«Успеха я не планировал»
— Как пришел успех?
— А он разве уже пришел? В человеческих отношениях у меня всегда была некая паранойя по поводу того, что я должен быть центром компании, мироздания и вообще. Но никакого успеха я не планировал. Я самозабвенно тусовался и лениво собирался поступать в иняз, неожиданно — без особого желания и восторга — оказался во ВГИК. И на 17-й день учебы у меня был первый съемочный день в главной роли в кино. Так получилось. Случайно. И с этого момента я безумно влюбился в профессию. Это меня полностью изменило и поменяло приоритеты. С того момента я был готов на все, что связано с актерской профессией. И до сих пор так.
— Ваш учитель простил вас за незнание русского?
— Когда я стал старше, начал понимать учителей. Понял, как они с нами мучаются — не столько с обучением, сколько с бескультурьем, хамством и с тем, что гормоны заставляют нас делать глупости и гадости. После этого я стал регулярно наведываться в школу в том числе, чтобы лишний раз сказать Евгению Семеновичу, как мне жаль, что я был таким придурком. Я иногда выступал перед классом, говорил про то, как вовремя не прочел что-то важное, не услышал это и про то, как хотел бы вернуться туда, в детство. И Евгений Семенович всегда очень подолгу со мной разговаривал. Однажды мы стояли с ним в школьном коридоре — я чувствовал себя очень серьезным, взрослым и, главное, правильным и хорошим парнем. И тут мимо нас пробегает маленький мальчик, рубашка не заправлена, все на нем криво, косо, он бежит, дает кому-то подзатыльник… И тут Евгений Семенович цепкой рукой, точным снайперским движением хватает его за шкирку. И говорит спокойно-спокойно: «Вот ты думаешь, ты балуешься? Нет! А вот он, — Евгений Семенович показал на меня пальцем, — вот он баловался!». До сих пор вспоминаю это с сочетанием стыда и ностальгии.
— А сейчас вы пишете грамотно?
— Я и сейчас путаю буквы: пишу не с той стороны хвостик, перескакиваю через букву, могу пропустить букву или написать ее зеркально. Я научился видеть свои ошибки, но не в процессе написания, а позже. Я пишу очень много, но главным образом на компьютере, а он все исправляет. А когда пишу на бумаге — чем важнее то, о чем я пишу, чем больше в этом эмоций, тем больше «разлетаются» буквы, превращаясь во что-то нечитаемое. Поэтому (смеется) мои дневники безопасно оставлять в доступных общественности местах — даже я там ничего не понимаю.
— Частью вашей профессии являются тонны сценариев, текстов. Как удается справляться с этим в ключе ваших особенностей?
— Это профдеформация — все, что имеет отношение к профессии, получается легко. Видимо умение сосредоточиться вырабатывается так же, как умение делать сальто или играть на рояле. Нужно найти то, что ты по-настоящему любишь, и все получится
«Не надо стесняться, что у тебя мозг устроен иначе»
— Сейчас дислексия, дисграфия и другие трудности обучения не только диагностируются, но и корректируются с раннего возраста. Грамотные учителя детям с дисграфией не снижают оценки по русскому за «дисграфичные» ошибки до 5 класса. Какие чувства у вас это вызывает?
— Мне кажется, что это круто. Очень важно, что мы теперь знаем о том, что дисграфия — это не болезнь, не разгильдяйство, не лень, а определенное, оригинальное устройство мозга, в чем-то более жизнеспособное и уникальное, чем общепринятая система. Я говорю так, хотя дисграфия не слишком сильно мешала мне жить — меня эти проблемы не сломали, а скорее, закалили. Однажды кто-то сказал, что, чтобы научить меня правильно писать, нужно читать вслух по слогам. Что я таким образом уложу слова в своей голове и, наконец, запомню, как они пишутся. Я год читал сам себе вслух по слогам. Так себе развлечение! Это не имело никакого успеха! Однако мне повезло. С одной стороны, природная наглость позволила мне не очень запариваться по этому поводу, а с другой — родители довольно спокойно относились к моей успеваемости: не слишком мучили, не особо наказывали. Но ведь огромное количество людей, не понимая, что с ними не так, в итоге были сломлены.
— Есть мнение, что у людей с дислексией запущены компенсаторные механизмы и из-за этого развиваются альтернативные способности. Вы с этим согласны?
— Когда у тебя нет двух пальцев, ты учишься тремя делать жизненно необходимые вещи — человек очень хорошо умеет приспосабливаться. Поэтому я уверен — в каждом отдельном случае вместо грамотности появляется что-то, что дает ребенку силу и уникальность. Нужно только это увидеть.
— А есть ли у вас советы или лайфхаки, как ребенку с особенностями справляться с тем, что он читает медленно?
— Лайфхаков нет, просто нужно читать как можно больше. Смело откладывать в сторону то, что не нравится. Читать только то, что доставляет удовольствие. Не привлекает «Преступление и наказание»? Ничего страшного, может быть, это не твоя литература. Главное, не заменять ее бульварным чтивом, которое не приносит никакой пользы, а найти что-то равноценное. Часто литература не подходит не столько потому, что она сложно воспринимается, а потому, что, как любое искусство, она должна быть ключом к конкретному замку, она должна быть тебе лично интересна. Человек, которому не кажется прекрасным Достоевский и Толстой, может с восторгом читать Маркеса или Густава Майринка. И тут не надо стесняться, что у тебя мозг устроен иначе. И главное, не нужно мучиться, а нужно найти ту литературу, которая принесет удовольствие!
— Есть ли у вас совет родителям детей, страдающих дислексией?
— Я часто думаю о том, что если бы людей, у которых диагностирована дислексия, было больше, чем обычных, то сегодняшнее большинство считалось бы некоторым отклонением от нормы. И уже их родители волновались бы: «О! Что за ребенок мне достался? Индиго! Вундеркинд! Бегло читает в 6 лет! Пишет! С ним надо как-то особенно обращаться!».
Не надо никакого особенного обращения! Уберите негативную окраску терминов «дислексия» и «дисграфия». Это не невезение, а данность. У кого-то ребенок белокурый, у кого-то чернобровый, у кого-то — левша. Мы все разные, и это прекрасно. Надо радоваться тому, что имеешь, и искать подарки в том наборе инструментов, которыми вашего ребенка наградила природа, родители, мироздание — кто во что верит. Да, этот набор может быть не таким, как у других. Но если посмотреть внимательно, то там точно есть какие-то особые инструменты, которые лучше заточены, чем у остальных. Вот их и стоит использовать!
Признаки дислексии
Чтобы помочь ребенку, важно быть осведомленным о данной проблеме. В Ассоциации родителей и детей с дислексией советуют обратить внимание на симптомы ниже — это основная часть. Если хотя бы несколько признаков присутствуют у ребенка, обратитесь к специалисту.
Многие симптомы начинают проявляться еще в дошкольном возрасте:
- ребенку не удается держать ложку и пишущие предметы правильно;
- он плохо различает и воспроизводит звуки (например, парные буквы);
- не узнает слова, которые встречает постоянно (например, вход, выход);
- речь развивается медленнее, чем у сверстников;
- возникают сложности при чтении и письме;
- ребенок замыкается в себе, не может наладить контакт со сверстниками.
Ребенок также может испытывать зрительно-пространственные и моторные сложности:
- проблемы с развитием мелкой моторики (например, с завязыванием шнурков);
- не может правильно повторить серии ударов по столу (карандашом) с длинными и короткими интервалами;
- может игнорировать стоящие слева знаки, буквы и даже страницу.
У ребенка нарушены речевые (устные и/или письменные) и слуховые навыки:
- при чтении и письме он переставляет, пропускает или не дописывает буквы и слоги, искажает слова, добавляет к ним лишние буквы и слоги;
- не может правильно в заданном порядке повторить несколько цифр;
- у него возникают трудности с запоминанием букв, слов и понятий;
- ребёнок отказывается читать вслух;
- он видит одно, а произносит другое (буквы, слова, цифры);
- не может определить границы слов и предложений.
Кроме того, у ребенка может быть нарушена ориентация и память:
- он путается во временах года, днях недели или времени суток;
- трудно ориентируется в понятиях «право – лево»;
- плохо запоминает стихотворения или таблицу умножения;
- у него наблюдаются проблемы с короткой памятью.
Еще ребенок может испытывать сложности с усидчивостью, концентрацией внимания, терпением и организацией:
- отвлекается, тяжело сосредотачивается;
- ему трудно организовываться и соблюдать инструкции;
- он теряет школьные принадлежности и прочие вещи, забывает про задания;
- на занятиях может выкрикивать ответ до окончания вопроса учителя;
- перебивает, когда говорят другие, ему трудно дождаться своей очереди.