Театралы ЛВ: «Мой дедушка был вишней» в БТК

Я начну с конца. Если вы зайдете на сайт Большого театра кукол, увидите в афише «Мой дедушка был вишней» и (о, чудо!) увидите, что на спектакль есть билеты — бросайте все и покупайте их все. На себя, мужа, детей, друзей детей, своих друзей и первую учительницу мужа. А потом поговорим. Потом я вам расскажу, что это самый лучший детский спектакль, который существует в мире. Ну ладно. Который я видела. Так честнее звучит? Но я видела много детских спектаклей. Много хороших и отличных детских спектаклей. И вот, этот лучший. Поверьте мне и купите билеты!

…Хотя кому я вру. Даже два билетика на этот спектакль, купленные за два месяца — это уже удача. А уж чтоб на всю семью и всех друзей — это из области нереального.

Я помню, как я купила эту книжку. Ее принес курьер «Лабиринта» с кучей развивающих книг для Яси (там была книжка «Где ты, птичка?», знаете такую?) И, пока Яся листала свои книжки, пока вокруг нее ползал Гоша, я закрылась на кухне и прочитала «Мой дедушка был вишней». На полтора часа переехала в Италию, вспомнила себя, вспомнила в себе то, что не могла сформулировать, расплакалась на середине — не от драмы, нет. От полноты жизни и от честности. И уже до конца не успокоилась. И влюбилась в эту книгу навсегда.

Бывает 100% попадание. Когда видишь человека первый раз и понимаешь, что не можешь ошибиться. Что это кармические законы. Ты знаешь точно — вам по пути. И это счастье, что вы встретились. Вот такое чувство у меня было с этой книжкой. Я влюбилась в ее вишневые буквы, состаренную обложку и автора, Анджелу Нанетти, про которую знала ровно то, что она из Италии и она написала «Мой дедушка был вишней».

Как только я узнала, что в БТК поставили спектакль «Мой дедушка был вишней», мне сразу стало надо. Но вы слышали про билеты, да? Их было просто не достать. Но удача случается с теми, кто ее ищет. Со мной случилась. У Яси были киноканикулы, и мы пошли на спектакль с племянницей Ариной.

Я волновалась. Сказала Арише прочитать книжку. Арина прочитала. Сказала: «Я плакала, но не очень». Но она подросток. Подростки крутые, и у них свои реакции.

«Знаешь, — сказала Арина, — в книге очень много моментов, с которыми сталкивается почти каждый маленький человек. И хотя мне было жалко бабушку Тонино, главного героя, мне понравился сюжет».

Арина знает, про что говорит. «Моменты, с которыми сталкивается почти каждый маленький человек» в переводе на ее язык — это сложный развод родителей с кучей производных. Очень сложный развод. Он уже позади. Но я понимаю, что спектакль — это будет для Арины терапия.

Но как только начался спектакль, я перестала думать про Арину. Я поверила в то, что происходило на сцене. Хотя, если смотреть со стороны, это было… непросто. Как будто. До тех пор, пока ты не занырнул в спектакль с головой. Там на полу, на сцене, вишня. И когда ты на нее лезешь, то ты ползешь по полу. А веришь! Или собачка бабушки Антониэтты — нарисованная на картоне. Или лучи Солнца — полоски желтого скотча. Столько условностей! И вообще неважны условности, когда есть главное.

«…И вот начался спектакль, — пишет Арина в своем дневнике. — Было очень много шуток. А между ними — смысл. Что люди живут, пока о них помнят. И это совсем нестрашно, если дедушка станет вишней, а бабушка гусыней». Я выдыхаю. Потому что все так и есть. И пока мы верим, что все живы, пока мы помним, все хорошо.

Я выдыхаю. И вытираю слезы. Первый раз на спектакле я плачу не потому, что мне больно, тревожно, страшно и драматично. А потому, что мне счастливо. Там сцена про омлет напитана с такой любовью дедушки к внуку, что я узнаю в ней себя и своих дедушек. У меня не было таких омлетов. У меня было другое. Но я узнаю по почерку любовь.

И узнаю себя. Тонино лезет на вишню. Я лезла на абрикос. Вишня тоже была. Такая вишня! Ее не вернуть. Но она была просто вишня. А я лезла на абрикос. Спасалась там от бед и напастей, искала ответы, рвала абрикосы, чтобы угостить таганрогских одноклассников, не верила в то, что произошло с братом… Что бы ни случалось, я лезла на абрикос. А потом его срубили.

Мне кажется, что я понимаю Тонино, как никто другой. И как никто другой, понимаю актера, который играет его роль, Михаила Ложкина. И как никто другой, понимаю режиссера, Ивана Пачина. Только человек, который так чувствует, может так поставить.

«Все актеры сыграли свои роли очень проникновенно и вжились в роли так, будто они и есть Линда, Тонино или Луиджи», — пишет Арина. А я закрываю глаза и вижу яркие костюмы, танцы, слышу итальянскую речь, и забываю, что передо мной сцена, а я зритель. Думаю только о том, чтобы дедушка Тонино спустился с вишни. Я оборачиваюсь туда, к задним рядам, где он стоит на стуле и держится за что-то наверху. И думаю: «Лишь бы спустился!».

Я читала книжку. Я знаю, что дальше. Но это неважно. Здесь и сейчас я хочу, чтоб он спустился с вишни. И все.

Я узнаю по почерку любовь много раз. Там, где бабушка Теодолинда высиживает цыплят. Там, где мама Тонино звонит дедушке. Там, где дедушка ест вишни. Там, где…

Я узнаю любовь много раз. Где смешно. Где очень смешно. И где совсем несмешно.

И тут оказывается, что пролетело два часа. Два часа! И все хлопают, хлопают без устали. Сначала просто хлопают. Потом хлопают стоя. И мы с Ариной тоже стоим и хлопаем. А слезы сами текут по щекам. Ничего не сделать. Их не вытереть никак — потому что хочется хлопать. И артисты уже пятый раз выходят на поклон, а аплодисменты не заканчиваются. И мы еще хлопаем долго-долго. Всем. Анджеле Нанетте, Ивану Пачину, Михаилу Ложкину и всем, всем, всем.