День выдался прохладным, ветреным и каким-то сереньким. От других сереньких дней поначалу отличался лишь одним: расцвела черёмуха. Колыхала на ветру белой пеной цветов, злорадно предвещая холода.
Аня проводила мужа на службу, повозилась немного по хозяйству. Потом решила, что пойдёт на работу. Чуть меньше года назад Аню в добровольно-принудительном порядке проводили на заслуженный отдых. Но вышло так, что Аня своих не забывала, наведывалась иногда. Удивлялись, конечно, некоторые даже пальцем у виска крутили. Но Аня приходила. В этот день профессиональное чутьё подсказало ей, что идти придётся непременно. Она и пошла. Благо, недалеко.
В приёмном молоденькие девчонки, увидев Аню, защебетали: «Ой, Анна Петровна! Вы к нам по делу или так, навестить?» Узнав, что по делу, засуетились было. К счастью, выглянула на шум старая приятельница Лёля. Шикнула на свистушек, заулыбалась Ане глазами, щеками, всем своим круглым лицом:
– Неужели пора?
– Пора! — улыбнулась в ответ Аня.
– Народу у нас сегодня... Народищу... И ты тут как тут, — добродушно ворчала Лёля. — Идём, а то ведь всё займут, и притулиться негде будет. Эй, да тут уж всё готово, а мы с тобой разговорчики ведём! Ну-ка, давай сюда, та-ак!
С шутками и прибаутками про старого коня, который борозды не портит, Аня стала молодой матерью. В первый раз за этот день.
Забегали поздравить знакомые девчонки, заглянул доктор, шуршала чем-то санитарка. Аня видела их как сквозь туман. Огромная, тёплая, сладостная усталость навалилась на неё.
– Вон какого богатыря родила! Полежи, отдохни. Доктор ещё зайдёт, посмотрит. А я побегу, народу у нас нынче много. Вернусь потом к тебе, — ворковала Лёля. Голос её убаюкивал, крошечный богатырь уютно сопел под боком. Аня задремала.
Сквозь сон она слышала, как страшным, нечеловеческим каким-то голосом кричит за стеной женщина:
– Уберите, уберите, уберите это!..
«Шьют, что ли, по живому, анестезии не дождавшись? Или просто жутковатые наши зеркала на виду у мамочки разложили?» Думать не хотелось или не было сил. Аня снова задремала.
Разбудила её всё та же Лёля. Мялась у дверей, смотрела виновато.
– Ань, у нас тут это... Дауна родили. Консультация прохлопала, поздно увидали. Мамашка плачет, убрать просит. Куда я уберу-то? Везде народ. Неонатолог не смотрела ещё, некогда. Без неё на детское не перевести. Не в коридор же. Можно, я у тебя тут положу? Доктор глянет, и я унесу!
Аня не возражала. Лёля вздохнула облегчённо, оставила плотный свёрточек и убежала.
Воцарилась тишина. Сыто посапывал богатырь. Аня с радостным удивлением рассматривала маленькое красное личико. Идиллию нарушил тихий, едва уловимый стон. Аня в свои сорок пять снова была молодой матерью. А ещё она была акушеркой. Поэтому встала и развернула казённое одеяльце. Внутри обнаружилась девочка, тощая, синеватая, но на первый взгляд вполне живая.
– Что ты? – спросила Аня. Вгляделась в сморщенное личико. И содрогнулась. В мутных младенческих глазах плескалось горе.«Что я сделала не так? Чем не угодила?» - спрашивали глаза, не надеясь на ответ.
Аня нетвёрдо помнит, как вышло, что она обняла, прижала к себе невесомое тельце, гладила и шептала, что теперь-то уж точно всё будет хорошо. Помнит только, как вскрикнула Лёля:
– Чем я думала-то?!!
Отдавать девочку Аня отказалась наотрез. Никакие уговоры не помогали. Вконец расстроенная Лёля побежала звонить Аниному мужу. Тот явился на удивление быстро. Его пропустили. Слышно было, как что-то резко и убеждённо втолковывает ему врач, а он примирительно гудит. Врач в ответ говорила ещё резче и ещё убеждённей. Слов, впрочем, было не разобрать. Голоса приближались, Аня тревожно маялась.
Муж вошел. Внимательно, с явным удовольствием осмотрел сына. Крякнул удовлетворённо. Затем протянул руки за клетчатым свертком:
– Ну, давай.
Ухватил бережно. Отошёл к окну. Долго стоял там, молчал. Потом пощекотал усами едва видневшуюся из одеяльца макушку.
– Ишь ты, рыжая...
Вернул свёрток Ане и вышел. За дверью вновь заговорили напористо. В ответ раздалось:
– Такого про нашу дочь слушать не желаю.
Так Аня стала молодой матерью второй раз за день.
Бегали, созванивались, грозили, увещевали и подписывали бумажки. Всё это Аню не волновало, не трогало. Слегка растерянная, но опять улыбающаяся Лёля проводила счастливое семейство вниз, в крошечную уютную палату на послеродовом отделении.
Наступил вечер. Пожилая санитарка вежливо, но решительно выпроводила вон молодых папаш. Слышно было, как в соседних палатах попискивают малыши. Богатырь и Рыжик лежали рядышком. Богатырь с доброжелательным любопытством принюхивался к нежданно обретённой сестре. Аня смотрела на них, качала головой.
Такой вот выдался день.
