«Были мысли, что я больше не девушка»

В октябре 2018 года я обнаружила уплотнение в левой груди. Моему ребенку тогда было два года, я находилась в декретном отпуске. Тут же записалась к врачу по месту жительства, мне сделали УЗИ и отправили в онкодиспансер. По ОМС меня записали на прием к онкологу только через две недели. Мы с мужем решили не тянуть, и на следующий день после УЗИ поехали в этот же диспансер, но платно. Я прошла обследования — УЗИ, маммографию, доктор сделал биопсию. Позже врач, который меня обследовал, ушел в отпуск, и я не узнала ни результаты, ни свой диагноз. Повезло, что моя запись к врачу по ОМС еще действовала, и я поехала на консультацию снова — на этот раз бесплатно.

Когда мне сообщили, что у меня рак молочной железы, я была с мамой. Я старалась не показывать свои эмоции, чтобы ее не напугать. Муж не ожидал плохих новостей, и был на работе, когда я позвонила ему. Он был очень расстроен — до слез. Для мужа это личное — его отец умер от рака желудка.

Я сама нащупала опухоль в груди. Хотя нащупала — это громко сказано. Мне кажется, так сложились обстоятельства: я поправляла бюстгальтер и ощутила уплотнение в левой груди. Через 3 дня уже была на УЗИ. Помню глаза врача — уже тогда я все поняла и попросила сказать как есть. Врач ответила, что очень хотела бы ошибиться, но…

Что я знала о раке? Почти ничего. Когда мне было 14 лет, от онкологического заболевания умер мой дядя. Я знала, что он болен, не ходит и очень похудел, и бабушка каждый день делает ему укол наркотического обезболивающего, потому что ему очень больно. Когда он умер, меня не хотели брать на похороны. Но он был уважаемым человеком и на похороны пришел «весь завод», я тоже пошла. На кладбище у меня случилась истерика, я поняла, что рак — это очень страшно и неизлечимо. С этим представлением я выслушала свой диагноз.

Неделя ожидания результатов биопсии далась очень нелегко: я совсем перестала есть, ходила на работу на автомате. Диагноз узнала по телефону от лечащего врача за 10 минут до приема своих пациентов — я работаю врачом-стоматологом. Плакала, казалось, земля ушла из-под ног. Потом взяла себя в руки и в этот же день поехала в больницу для дальнейшего обследования уже с учетом подтвержденного диагноза.

Так как я медик, мне было легче искать врачей. Я не могу сказать, что мне уделяли внимание, а мне этого очень хотелось. Казалось, что у меня РАК, и я такая одна, поэтому со мной должны обращаться, как с фарфоровой куколкой. Теперь я уже понимаю, что каждый день через врачей проходят десятки пациентов, и уделять много внимания каждому они не могут. Со мной никто не говорил по душам, не держал за руку, когда я плакала, не рассказывал в подробностях про операцию.

Мама первая узнала про опухоль, когда я в слезах позвонила и сказала, что у меня уплотнение в груди. С папой отношения стали более близкими. В какой-то момент с папой стало проще что-то обсуждать, чем с мамой. Кто-то из друзей отсеялся на этом этапе, о чем я не жалею. Сначала это было удивительно, а сейчас мне все равно.

Я никогда ни от кого не скрывала свой диагноз. Наоборот, почти каждому своему пациенту говорила, что прохожу химию, рассказывала все с улыбкой. Кто-то плакал, потому что был в шоке, кто-то переживал. Но почти все адекватно реагировали и поддерживали.

Мне не предлагали — с грудью или без нее. Поставили в известность, что с моим типом опухоли лечение заключается в мастэктомии. Это нужно было принять. Конечно, были мысли, что я больше не девушка, что никому не буду нужна, стану неполноценной. Проблема в том, что с тобой никто не ведет бесед, где можно озвучить все свои страхи.