«У меня четверо детей и за всю свою жизнь я ни разу не держал дневника ни одного из них»

Сергей Елкин (признан Минюстом РФ иноагентом) — художник-карикатурист. Родился в Воркуте. В Воронеже получил образование архитектора. С 1999 года — профессиональный карикатурист. Его работы публиковались в «Известиях», «Российской газете», «Ведомостях», «РИА Новости» и т. д. Призер международных конкурсов карикатуры.

Родился я в Воркуте, где и провел детство. Родителей туда завели молодость и желание заработать — трудились они на шахте. Обычно люди приезжают в Воркуту лет на 10-20, ради заработков, а потом тянутся на юг, потому что жить там невозможно — это место не для людей, а для белых медведей.

Помню, мне 5 лет, я выхожу из дома и иду в тундру километр или два — дома сзади еще видны. Залезаешь на кочку, смотришь в одну сторону — Уральские горы, в другую — бескрайний горизонт. Зимой можно было долго-долго лежать на снегу и смотреть на северное сияние — выбирать самое лучшее и слушать, как оно трещит.

Я с детства социофоб — сидел один в углу, из кубиков что-то составлял или книжки читал. Я рано научился читать и лет в шесть прочитал все, что было в детской библиотеке. Библиотекарша меня за руку отвела во взрослую библиотеку, поэтому я читал Дюма, Гюго. Я был, наверное, в первом классе, когда прочитал «Человек, который смеется». И был поражен мыслью, что человек с неким дефектом, оказывается, вполне может конкурировать с людьми, которых принято считать нормальными. Это позволяло как-то продвигать себя в жизни. Я был меньше всех в классе и кругленький — тот, над кем обычно смеются. Потом на бокс записался, чтобы доказать, что я чего-то стою.

Родители воспитывали меня правильным пионером. Помню, первомайская демонстрация, Воркута, снега по колено. Метет метель. Идут колонны трудящихся, едут оленьи упряжки мимо трибун, а я на одной из них машу рукой — редкая удача!

В детстве я четыре года ходил в художественную школу, но рисовать так и не научился, поэтому стал карикатуристом.

В студенчестве (я окончил Воронежский инженерно-строительный институт по специальности «Архитектура») отправил пару картинок в местные газеты. Меня заметили и пригласили в воронежский клуб карикатуристов. Там я и познакомился с журналистами, газетами, всей этой средой, в которую влился.

Но сначала я работал архитектором — по моим проектам построено несколько жилых домов и, кажется, одно административное здание в Воронежской области. Потом стал чиновником — это было скучно и неинтересно. Я занимался разработкой генплана Белгорода, Россоши, так как моя специализация в архитектуре — это градостроительство. Это продолжалось года три-четыре, пока в 91-м меня не пригласили работать в газету «Молодой Коммунар», и я решил развернуть свою деятельность на 180 градусов. Позвали как художника, но поскольку такой должности в штатном расписании не было, оформили как рекламного корреспондента.

Самой большой своей ошибкой я считаю то, что полжизни занимался ерундой: работал архитектором, считал, что я чего-то достиг, получаю зарплату и все у меня вроде нормально. А надо было не бояться, не сидеть на месте, а порхать как мотылек, учить языки, двигаться дальше — из провинции в Москву, из Москвы еще куда-нибудь. Надо было смелее открывать мир, таранить его.

Я избегаю этого слова — карикатурист. Мне кажется, это все равно, что сказать: «Я — клоун». Сразу начнется «гы-гы-гы». Правда, уже много лет я не представляюсь нигде и никак, но в документах пишу «иллюстратор». Это мои личные комплексы, которые не должны беспокоить других людей.

В жизни я очень серьезный человек, но чтобы общаться с людьми, приходится шутить. Если я буду показывать, какой я на самом деле, я же ни с кем не смогу общаться! Когда человек социофоб, он вынужден придумывать себе маску — например, юморить. Это защитная реакция. Она мне не мешает, я умею этой маской пользоваться.

Я не чувствую «звездности», потому что всегда помню притчу из Библии. В вольном переводе она звучит так: на званый ужин пришел гость и сел сразу на почетное место, а ему говорят: «Ну-ка, мил человек, иди и пересядь к двери». Когда зашел другой гость и присел возле двери, его зовут: «Уважаемый, идите сюда, на почетное место». Если следовать этой притче, то все будет хорошо.

На самом деле думаешь: «Господи, какой я нафиг гений?». Но для того, чтобы продолжать быть успешным коммерческим проектом, нужно поддакивать: «Да, да, я — гений».

Как приходит идея картинки? Нет ответа, как это работает. Она просто появляется и все. Как искорка. У меня блокнот всегда под рукой — записываю идею парой слов, а рисунок может появиться хоть через год.

Надеюсь, дети понимают мои рисунки. Да, они поддерживают, показывают, когда на меня кто-то ссылается в сети. Надеюсь, что гордятся. У нас не принято петь дифирамбы папе — так, сдержанно похвалить. А вот детей обязательно надо хвалить! И баловать, но не специально, а чтобы это было естественно, не по программе «балование».

Дети для меня — это такое хобби, которым нужно заниматься всю жизнь. У меня есть концепция: взаимодействие родителей и детей должно приносить удовольствие и радость обеим сторонам. Если этого нет, значит, что-то идет неправильно. Значит, надо найти причину этой боли и исправить ее.

Кстати, моя теория о том, что воспитание должно приносить удовольствие и радость, на самом деле распространяется на все, в том числе и на работу. Все время нужно быть в состоянии эйфории. Ну, хотя бы стремиться.

У меня четверо детей и за всю свою жизнь я ни разу не держал дневника ни одного из них. Я стараюсь не вмешиваться. Процесс воспитания, в основном, такой.

Я сам был замкнутым ребенком. Мои родители не знали, что у меня на уме и что со мной происходит. И сегодня для меня другая жизнь — табу. Это касается и детей. Они сами рассказывают о чем-то, если считают нужным. Когда обращаются за советом, я высказываю свою точку зрения по ситуации. Но мое вмешательство минимально. И сам я лезть не буду.

На любой вопрос, с которым ко мне приходит ребенок, я отвечаю. Помню, было трудно с вопросом о смерти. Начал издалека — о том, что есть несколько систем осознания смерти: христианская модель, индуистская, атеистическая... Ребенок загрузился, так что ему было уже не до конкретики.

Мне не приходилось защищать своих детей от кого-то или чего-то. Наверное, чтобы таких потребностей не было, надо в самом начале гасить причины. Чувствовать напряжение заранее. И никогда не надо давить на ребенка. Только поддерживать, помогать становиться лучше, сильнее и умнее.

Я полагаю, надо создавать такие отношения в семье, чтобы не возникало ситуации, когда нужно детей наказывать. Сам-то я — разгильдяй. У нас, скорее, дети меня контролируют и держат в рамках. Например, могут сделать замечание, если я выругаюсь. Или вот приходит младший сын, говорит: «Ты за собой будешь постель заправлять или мне заправить?».

Современный мир сильно отличается от мира нашей юности. Новые технологии заставляют не зевать. То, что ценно и важно сейчас, через два года может быть полной ерундой. Поэтому важно детей научить заранее быть готовым к этим вызовам, ощущать себя естественным в новой среде. Это как охотник: он идет на охоту завтра, но сегодня должен накормить собак.

Как развить юмор у детей? Жить с ними и получать удовольствие от общения — вот и все. Шутить, когда шутится, горевать, когда горюется. Читать качественную литературу, ориентированную на шутку, — Аверченко, О’Генри, Марка Твена.

У детей свои интересы. Мои старшие выбрали скучные вещи типа менеджмента. А вот младший в 14 лет занимается кулинарией! Готовит на всю семью, собирается серьезно учиться этому делу. Для меня, например, что такое пиццу сделать: взять готовую форму, накидать какой-нибудь ерунды и разогреть, а для него — приготовить самому тесто, со своей закваской!

Пускай дети занимаются тем, чем нравится. Главное — амбиции. Амбиции должны гореть в сердце!

Я согласен со всей руганью в адрес школы. Школа сейчас такой институт, который плох, но который отменить нельзя. Место, где вместо понимания смысла предмета требуют, чтобы поля были очерчены на четыре клеточки. Мне кажется, школа должна научить всех грамотно писать и считать, а дальше пусть идет сепарация: на тех, кого прет от сложных математических или физических задач и тех, кому больше по душе быть кровельщиком или столяром. Так до революции существовал институт подмастерьев, когда парня отдавали в 12 лет помощником к столяру, сапожнику, и он сначала убирал мусор, а к 18 годам уже владел ремеслом.

Ошибаться — это нормально. Пойми, в чем ошибка, приобрети опыт и действуй дальше. За ошибки нельзя ругать — это демотивирует.

Карикатура в той форме, в которой мы привыкли ее видеть в XX — начале XXI вв. — уходящая натура. На смену идут новые форматы — с инфографикой, анимацией. Мне любопытно заглянуть в это новое, но боюсь, реальность слишком быстра для меня, и я только могу смотреть ей вслед.

Роль художника тоже меняется. Изображение перемещается из плоскости в пространство — политическое, медийное, какое угодно. Зритель становится соавтором этого действа. Наверное, я должен принять это как бурю: если она идет, я не могу стоять на ее пути. За этим будущее, хотя оно и пугает.

Любимая тема карикатуристов сегодня — это Трамп. Он сейчас злодей номер один, и кто не нарисует злобную карикатуру на Трампа, тот заведомо не прав. Другая популярная тема — гаджеты. Современные люди не видят мир вокруг себя, они погружены в соцсети, которые контролируют человека как Матрица.

Подозреваю, что я не нуждаюсь в такой вещи, как вера. Несколько раз делал попытки приблизиться, совершал какие-то жесты по просьбам родственников, заходил в храмы. Но коннекта не произошло.

Какой бы я задал вопрос Богу? Вот те раз! Ну естественно, я бы спросил, что было до Большого взрыва. Меня очень интересует этот вопрос, потому что физики утверждают, что времени не было. А меня это напрягает — как это времени не было? Хочется, чтобы верховная сущность дала ответ, как это не было времени и как долго это происходило? И что тогда было? Меня это реально мучает.

Сожалею, что все слишком быстро заканчивается. Мне почти 60, и я не увижу того, что будет через 50, через 100 лет. Это меня огорчает. Очень хочется заглянуть, что там.

Я хотел бы массе вещей еще научиться! Во-первых, рисовать. Это не шутка! Я не умею рисовать. У меня нет классического художественного образования, и это то, чего мне не хватает — например, я не владею знаниями анатомии человека. Хотел бы выучить с десяток языков, управлять самолетом, яхтой — огромный список, чего я хочу. Играть на фондовой бирже! Сейчас это — насущность. Уже изучаю, это интересно очень. Лежу на диване и читаю книжку по экономике.

Наверное, я почувствую себя взрослым, когда на пенсию выйду. Физически ужасно все, конечно, но морально я себя на 20 лет ощущаю.

Старость для меня — это скорее социально-философский вопрос, а не вопрос страха. Надо просто научиться достойно умереть, суметь это сделать, а что для этого нужно, нам всем еще предстоит узнать. Хорошо бы, кстати, курсы такие создать!

Признаюсь, я боюсь потерять лицо, как все самураи.

Понятие «родина» для меня совершенно не связано с парадами, правительством или границами. Это те места, где мне было здорово в какие-то моменты жизни: например, берег речки, где я сидел один и мечтал.

Я переехал в Москву из Воронежа в 1999 году, и воспринимал Москву как цех, где работаю. Примерно так я ее воспринимаю и сейчас. Мегаполисы меня в принципе не привлекают. Я, честно, не страдал бы на необитаемом острове!

Мир стал мобильным. Дом — там, где мне нравится в данный момент. Я хотел бы еще пожить в Азии: Китае, Вьетнаме, Бали. Из чистого любопытства — мне интересны другие страны, народы, обычаи. Я сейчас много читаю книг по этнографии.

Смех — это норма. Даже на огромном поле грусти появляются ростки смеха, их мало, но их надо поливать. Этим я и стараюсь заниматься.