Психолог Андрей Юдин — о разнице восприятия пандемии в России и в мире.
Будучи психологом, живущим в Европе, но при этом глубоко включенным и в европейский, и в российский социальные контексты, с интересом наблюдаю за тем, как по-разному люди переживают пандемию в Европе и в России.
Главный тренд, который постоянно бросается в глаза, — это то, что расщепленность психологических реакций людей тем выше, чем они менее защищены с социальной точки зрения. В богатых европейских странах с сильной медициной и высокой степенью готовности к чрезвычайным ситуациям подавляющее большинство людей реагирует на ситуацию очень похожим образом: воспринимают угрозу всерьез, распространяют информацию о мерах предосторожности, самоизолируются, отменяют все, что можно отменить, каждый день придумывают новые меры взаимопомощи, а в перерывах доброжелательно подшучивают над собой и над ситуацией. В нашей норвежской деревне, например, жители вчера массово скупали продукты для самоизоляции и массово же переходили на велосипеды и ходьбу пешком, чтобы оставить автобусы старикам и тем, кто не может без них обходиться — но все это они делают с обычным спокойным нордическим выражением на лице.
В странах с высоким уровнем бедности, в которых не налажено выявление и изоляция больных коронавирусом и власти вальяжно отчитываются о шести заболевших в день, гораздо больше людей демонстрируют острые, поляризованные реакции. Условно их можно разделить на две категории: паника в стиле «аааа, мамочки, мы все умрем!» и отрицание в духе «да это же обычный грипп, от укусов комаров в мире умирает больше» и т. д. В странах с патриархальной культурой, в том числе в России, люди намного чаще идут по пути отрицания угроз — когда на любого человека, проявляющего озабоченность, поскорее клеится ярлык паникера и истерика, чтобы не мешал вытеснять страх окружающим.
По сути эти категории не столь важны, т. к. психологические механизмы этих реакций мало чем отличается: обе реакции являются здоровой защитой от перегрузки страхом, обе содержат в себе некоторый отрыв от реальности, и обе в конечном счете опасны отвлечением людей от разумных и правильных мер предосторожности — либо в сторону бестолковой панической активности, либо в сторону опасной, а в случае официальных лиц и преступной беспечности.
Главной гражданской задачей мирового психологического сообщества в такой ситуации я считаю помощь психологически уязвимым людям в перенесении чрезмерного стресса и в удержании целостной картины ситуации — без провала в панику, но и без отрицания реальности пандемических и экономических угроз, поскольку без реалистичного восприятия ситуации невозможно адекватно заботиться о собственной безопасности. Ну и само собой — не усиливать уже существующее в обществе расщепление, в первую очередь — самим не участвовать в распространении материалов с обесцениванием и отрицанием угроз и призывов игнорировать официальные рекомендации ВОЗ. Эти «веселые картинки» в ленте не только подспудно подпитывают панику, но, с учетом общей ситуации со здравоохранением в РФ и статистики смертности ВОЗ, могут стоить вполне реальных человеческих жертв.
