Ребенок играет на смартфоне, на планшете, на компьютере. Играет в школе и дома. Родители бьют тревогу. Учителя требуют принять меры. А ребенок закрывается в детской и продолжает играть. Уроки не выучены. Что делать? Журналист «Литтлвана» Ира Форд поговорила обо всем этом с педагогом Димой Зицером.
Запретить — это полная ерунда!
— Ребенок идет со смартфоном в школу, играет на уроке и в какой-то момент становится ясно: гаджет вытесняет учебный процесс… Как быть? Запретить? Отобрать?
— Запретить — это полная ерунда, бессмыслица. Это очень странная идея — запретить то, что мы не понимаем. Не человечная, не гуманная, не профессиональная.
Если человек играет в гаджет во время урока, то это вопрос не к нему, а к уроку. Это признание учителя в том, что смартфон может предложить ребенку что-то более увлекательное, интересное, важное, актуальное, насущное, чем то, что предлагает педагог.
— А что тогда делать? Научить ребенка самоконтролю?
— Как можно научить ребенка самоконтролю? Как может научить самоконтролю человек, который сам этим не владеет? Где эти люди, которые умеют себя контролировать? Нужно сделать так, чтобы человек понимал, зачем он находится на уроке! И это вообще не имеет отношения к гаджетам, совсем-совсем. Если учитель понимает, зачем ребенок идет в школу, и ребенок тоже понимает это, то все в порядке. Причем неважно, ребенок или взрослый — когда мы находимся в той среде, которая для нас значима, ваш вопрос просто не возникнет.
— Но ведь огромное количество учителей не понимает…
— Если ответа на этот вопрос нет, включается ситуация формальной реальности. И тогда можно забрать телефоны у всего класса, детей проволокой к партам прикрутить, рты им пластырем заклеить... И если идти по этому пути, можно еще очень много чего.
— Грустный путь.
— Ну, вы же меня про это спрашиваете.
— Нет, я спрашиваю про путь, в котором будет наибольшая гармония…
— Гармония не случится, если человек, который пригласил ребенка в школу, не понимает, что с ним ему следует делать. Не бывает гармонии, выросшей из насилия. Это невозможный проект. Если я провожу 8 или 5 часов в каком-то пространстве, то мне хотелось бы влиять на то, что в этом пространстве происходит. Как минимум я хочу, чтобы там, куда меня загнали, меня окружали люди, которые понимают, зачем я туда хожу. Ответ, который звучит в этом вопросе: я хожу туда, чтобы не пользоваться смартфоном.
— То есть, первый пункт плана это…
— Необходимость осознания педагога, зачем ребенок ходит в школу. Это не то же самое, как приходят (или должны приходить) люди в университет: «У меня к вам заказ. Хочу быть доктором, поваром, летчиком, инженером». У ребенка нет заказа до поры до времени. Он не сам пришел в школу, его туда завлекли — иногда силой, иногда обманом. Кто-то, может быть, и сам хотел, но довольно быстро выяснил, что это фейк. И если ребенок приходит в среду, в которой ему говорят: «Мы не знаем, зачем ты сюда пришел, зато расскажем, как жить не надо, убери смартфон», мне уже совсем не хочется иронизировать. Я даже, как директор школы, не знаю, как на это отреагировать.
— И все-таки. Допустим, это случилось. Педагог не осознает, зачем он находится в школе, ребенок не учится и играет, а родитель переживает и не знает, что ему делать в данной ситуации! Может ли родитель может повлиять на учителя?
— Задайте себе вопрос, зачем ваш ребенок учится у педагога, который не осознает, зачем он находится в этой школе. Если вы живете с мужчиной, который не осознает, зачем он с вами живет, какой вопрос следует себе задать?
— Зачем я это делаю?
— Браво! Я не буду учить родителей, как им поступать в этой ситуации. Родители люди интеллигентные, я надеюсь, и они могут сделать свои выводы.
Искушение интернетом
— Ребенок смог договориться с собой, с учителем, ему интересно на уроке. А дальше он приходит домой и не может справиться с искушением интернета…
— А почему вы говорите про интернет или гаджеты как будто это наркотики? Как будто это огромный мир греха? Какой грех-то в интернете, я не понимаю?
— Может быть, и не грех, но если ребенок, у которого не развита волевая сфера, погружается туда глубже и глубже, то это вытесняет все остальное: конструктор, который он хотел собрать вечером, уроки, книжки…
— У меня есть для вас новость: интернет намного интересней, чем конструктор. И может, не надо играть в него, а лучше стоит прочесть пару статей в «Википедии», послушать пару лекций на «Арзамасе», посмотреть пару спектаклей Питера Брука, выучить пару языков, посмотреть мультфильм Миядзаки, а после этого написать на него рецензию?..
— Но как научить ребенка пользоваться интернетом так, чтобы он заинтересовался тем, что вы перечислили, а не смотрел часами видео, где блогеры проходят уровень за уровнем какой-то глупой стрелялки?
— Но мы не можем научить ребенка чему-то, что не умеем сами! Мы сами не умеем пользоваться интернетом. Вас кто-то учил пользоваться им? Нет. А значит, «я научу тебя, детка, тому, что я сам не умею делать» — это обычное взрослое задирание носа. Причем очень частое. Раньше говорили: «Школа должна учить учиться». И каждый раз, когда задаешь учителю вопрос: «А вы умеете учиться?» — тот глубоко задумывается.
— Значит, нужно учиться этому вместе?
— Это отличный вариант. Если ни учитель, ни школа не понимает, как взаимодействовать с гаджетами, нужно задать вопрос себе: «Как это сделать?». И найти ответ. А дальше учиться вместе. Потому что иначе мы, взрослые, снова переставим все с ног на голову: у нас в детстве гаджетов не было, у наших детей есть, но мы объявим себя экспертами по ним и скажем: «Сейчас я тебя научу!».
— Если бы на вопрос «Как это сделать?» отвечали вы как отец, что бы вы предприняли? Как бы начали совместное обучение использования гаджета и интернета с ребенком?
— Обучение — это очень сильное слово. Общайтесь, ищите в интернете то, что вас интересует, играйте! Все довольно просто. Это не учебный курс владения компьютером. Это не «учебка», как в армии. Это обычная часть вашего взаимодействия с ребенком, где гаджет с интернетом — лишь инструмент.
— Вы создали школу «Апельсин», чтобы играть по своим правилам?
— Я создал «Апельсин» не поэтому. А потому что мне хотелось создать «Апельсин». И это не единственная школа в стране, в которой работают профессионалы. К счастью, я говорю это искренне: в России, а тем более в мире, очень большое количество профессиональных учителей. И педагог, который понимает, для чего он пришел в школу, и который хотя бы предполагает, для чего ребенок ходит в нее же, сможет договориться с учеником.
— Исходя из общих интересов?
— Да. Если мы с вами окажемся вместе, например, в театре, мы сможем договориться о том, как нам взаимодействовать во время спектакля. Так и в этом случае. У учителя не будет фантазии о том, что надо запрещать то, что значимо и важно для другого человека и что является одним из факторов современности. Это все равно, как запрещали шариковые ручки, когда они появились. Помните период в советской школе, когда были запрещены шариковые ручки?
— Да! Потому что ходила легенда, что от шариковой ручки портится почерк…
— Шариковые ручки появились в массовом производстве приблизительно в 70-е годы. Я пошел в школу в 1972 году. И я помню очень хорошо всю эту историю про то, что шариковые ручки портят почерк, и надо вернуться к перьевым. Но дело в том, что пока не было перьевых ручек, писали просто перьями. И точно так же ругали перьевые ручки, что они портят почерк. А правда была совсем другая! Шариковая ручка для моих учителей была новым предметом, новым фактором, новым прибором, про который еще ничего не понимали, и потому считали, что и не надо ничего про него понимать, а надо запретить. И это абсолютно то же самое, что сегодняшний смартфон.
Есть отличные школы!
— Как процесс «учитель учится вместе с ребенком» выстроен в «Апельсине»?
— На разных уроках по-разному. Гаджеты есть. Довольно много есть уроков, где они используются. А что бы их не использовать? Я, например, учитель литературы. И если мы с вами сейчас подумаем 2 минуты, как можно использовать гаджеты на уроках литературы, то вам придет в голову 20 идей, как это сделать. И это правильно!
— Но я думаю, что около 90% российских детей ходят в самые обычные школы «во дворе», где все это очень сложно организовать...
— Вы сильно хватили, сказав про 90%. Это не совсем так. Я очень много езжу и встречаюсь с учителями. Есть отличные школы и чудесные, думающие, ищущие педагоги, и их много. И когда мы всех гребем под одну гребенку, то, мне кажется, что сами грешим немножко. Огромное количество моих коллег по городам России прямо сейчас делают то, о чем мы с вами говорим. Кто-то делает тихонечко, мы об этом даже не знаем. Система образования не меняется (мне, конечно, хотелось бы, чтоб она поменялась), но меняется система координат.
— Хорошо. Пусть не 90% школьников, а меньше, но их все же будет большинство сегодня. Где-то сетка расписания не даст возможности состояться такому разговору, где-то к этому будет не готов учитель…
— Учитель не готов? Пусть подготовится! Он же получает зарплату за это! Допустим, вы вызываете домой сантехника, чтобы поставить унитаз. И та-дам! — унитаз стоит посреди спальни, из него течет вода. Что вы сделаете в этот момент?
— Пожалуюсь в организацию, где он работает, вызову другого сантехника, а этого не буду приглашать.
— А учитель-то чем отличается от сантехника? Спрос рождает предложение. Меняйте действительность!
Интернет — это огромный мир!
— Как вы думаете, с какого класса ребенок может взаимодействовать интернетом безопасно, получая от этого только бонусы?
— Мне трудно приводить пример совсем безотносительно, но абсолютно точно в интернете можно нарыть кучу материала уже в первом классе. И очевидно, что умение первоклассника сформулировать запрос и знать, как с этим работать, — очень важно сегодня. Я могу получить любую информацию, это правда. Но как я из этих миллионов страниц, которые мне приходят по запросу, выберу то, что мне нужно? Это очень интересно: можно взаимодействовать с картинками, можно с текстами, можно проверять себя в чем-то, можно находить какой-то плохой материал и ставить под сомнение. Интернет — это огромный мир!
— То есть ограничения по возрасту нет?
— Ну, какое ограничение может быть по возрасту? Основная взрослая проблема заключается в том, что власть кончается там, где начинается интернет. Я скажу: «Есть ограничения по возрасту», а ваш сын пойдет к подружке или другу, и там узнает то, что для него важно.
— А если мы не запрещаем и используем гаджеты и интернет как необходимый и интересный инструмент совместного обучения, то нам уже не потребуются дополнительные инструменты контроля? Например, ограничение времени пользования в день?
— А зачем?
— Чтобы ограничить ребенка, например, от того, что ему пока не стоит смотреть в интернете.
— Хорошо. Но тогда сформулируйте, на что вы поставите программу «родительский контроль»?
— Секс, эротика и порно...
— А как убивают негров, евреев, женщин — пусть смотрят?
— Не хотелось бы.
— Сформулируйте. Это важный момент.
— …Сдаюсь.
— Вы не первый человек, поверьте мне, который это не сформулировал. И не последний. Потому что сформулировать это невозможно. Все сразу думают: «Ах, он увидит порно!». А там как раз очень все просто, а со всем остальным намного сложней. И мир интернета безграничен, поэтому единственный механизм, который может защитить человека любого возраста, — понимание этого и умение с этим «безграничием» взаимодействовать.
Вы спрашиваете меня: «Пойдет он смотреть порно после этого прекрасного урока?». Нет, не пойдет, вероятней всего. Потому что в этот момент он вам верит. И если он перейдет по какой-то «не такой» ссылке, то придет и скажет вам: «Я такое увидел!». А вы скажете: «Я тебе не советую такое смотреть». И ребенок вам поверит — если у вас отношения, в которых он верит. А если у вас отношения, в которых вы, и все остальные взрослые во главе с учительницей говорят: «Это под запретом», — ребенок тут же подозревает (и справедливо подозревает!), что от него что-то скрывают. Сколько времени нужно этому человеку для того, что понять, что от него скрывают? Несколько секунд. А дальше мы будем рассказывать, что дети развратные и распущенные. Нет! Это взрослые, которые спровоцировали подобную ситуацию, развратные и распущенные.